«Город не должен был появиться, и здесь не могли жить люди. Но ситуация была такая, что нужно было пополнять запасы угля», — говорит Валентин Песков. Он имеет в виду и Кизел, и соседний Гремячинск — тоже бывший шахтерский. Там он теперь живет. Сейчас Пескову 48. Мы встречаемся в столовой на окраине Гремячинска.

«Природные условия очень жесткие, — говорит Песков про Гремячинск. — Высота 340 метров. Из-за этого практически каждый день дуют сильнейшие ветра. Здесь самое большое количество снега в Пермском крае выпадает. Иногда ты не можешь в подъезде открыть дверь, чтобы выйти — ее просто заметает». «Искусственные города», — называет Кизел и Гремячинск Валентин. Тот и другой находятся в Кизеловском угольном бассейне — КУБе. Каменный уголь нашли здесь ещё в 18 веке, но больше всего его добывали в середине 20-го. Тогда в Кизеле жили 60 тысяч человек — в четыре раза больше, чем сейчас. Половина работали на шахтах. Для горняков строили типовое жилье, дома культуры, школы, сады, больницы, магазины и бани.

В начале нулевых шахты в КУБе закрыли. Из передовых города стали превращаться в депрессивные. Песков рассказывает: когда он работал сити-менеджером, канализационные люки исчезали на следующий день после установки — их крали и сдавали на цветмет. Пожарным не хватало даже на бензин. Однажды, чтобы они выехали на вызов, Валентин дал деньги из своего кармана.

Становиться чиновником Песков никогда не хотел. Впрочем, никем не хотел — говорит, с детства «не было сформировано какой-то цели, кем я хочу быть, просто жил — и всё». Объясняет — это потому, что был в семье младшим ребенком, и родители его баловали: «У меня были мотоциклы, велосипеды, хорошая одежда».

Рос Валентин в Кунгуре Пермской области. Вспоминает случай из детства — лет в шесть пришел с товарищами к реке, а там рыбачила другая компания — подростки раза в два старше. Друзья предложили ему выгнать тех ребят, а сами спрятались в кусты. «Удочки свернули — и быстро отсюда!» — «наехал» тогда на молодых людей Валентин. «Они испугались и ушли реально. Отвечаю за слова, — утверждает Песков. — Сила убеждения, вера в то, что ты говоришь, сделала чудо».

В Гремячинск он с семьей переехал в 1980-х — отец Валентина тогда решил, что молодежь в «рабочем» Кунгуре либо заканчивает тюрьмой, либо спивается. «Население было абсолютно другим, — вспоминает Песков-младший впечатления от нового города. — Оно было более образованно. Этнически более пестро — я в первый раз увидел немца. Ну, и было снабжение лучше». Последнее значит, что продовольствие и другие товары в шахтерские — стратегические — города поставляли в первую очередь. В магазинах, говорит Песков, было масло, молоко, рыба: «Люди жили, радуясь». Но и в Гремячинске Пескова «замечали среди дерущихся»: районы города поделили между собой разные компании, и если одна появлялась на территории другой, «возникали драки». Свое окружение Валентин называет «хулиганским большим коллективом». Сейчас говорит — если бы «не допустил многих ошибок, лучше учился, был послушен», то жизнь, возможно, сложилась бы по-другому.

В 90-х Валентин окончил филологический факультет — там «гораздо проще просто учиться» — одного из пермских вузов. Вернулся в Гремячинск и преподавал русский язык и литературу в училище. Когда «нужно было выживать», купил с другом баллоны и химикаты и ездил по колониям области, травил крыс и тараканов.

В середине 2000-х вице-губернатор Пермского края Никита Белых, вскоре возглавивший федеральный политсовет партии «Союз правых сил», отправил в Гремячинск команду политтехнологов. Те должны были помочь одному из кандидатов победить на муниципальных выборах. Так здесь впервые оказался Олег Лысенко — сейчас проректор Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета. Лысенко говорит, что нанял Пескова, чтобы тот был «экспертом по местности». Про Валентина он вспоминает, что, в отличие от многих в Гремячинске, тот был «начитанный, непьющий». «Обычно — складывают лапки и тихо идут на дно, спиваются, оскотиниваются, — объясняет Лысенко. — Но Валентин — другой». Кандидат, которого вела команда, в итоге выиграл. В тот же год Валентин тоже пошел в политику — избрался депутатом Земского собрания Гремячинского района. В 2007-м несколько месяцев жил в Москве — на выборах в Госдуму возглавлял избирательный штаб партии «Союз правых сил» в Северо-Восточном округе.

Сейчас Песков сожалеет, что не воспользовался знакомствами в столице: «Из-за рассеянности, отсутствия четко очерченной мотивационной линии я очень много упустил. Я бы мог очень много добиться. Если хотите, каких-то социальных благ, материальных благ».

Выборы в Госдуму «Союз правых сил» проиграл, вскоре после этого партия прекратила существование. Валентин вновь вернулся в Гремячинск. Говорит, начался «кризис среднего возраста»: «Понял, что, в общем-то, в жизни ничего не умею. Нет толком ни профессии, ни какой-то специальности, нету позиции, которая могла бы меня выделять среди других».

Но вскоре шанс «о себе заявить» появился в Кизеле.

Песков рассказывает, что в «их, местной» газете — то ли «Кочегарке», то ли «Кизеловском рабочем» — прочитал объявление о конкурсе на должность сити-менеджера. Подал заявку. Рассказал депутатам гордумы о своей программе, и они за него проголосовали.

Эту версию Песков рассказывает журналисту первой. Но потом добавляет: об объявлении в газете ему сказал знакомый депутат из соседнего города. Тот был, по выражению Валентина, «политической пчелой» — «брал нектар везде, от разных групп влияния, которые вьются около власти».

 — Звучит, как бандиты.
 — Ну, конечно.

Социолог Андрей Саначин, в то время опрашивавший жителей Кизела для своей кандидатской диссертации, полагает, что подобные группы были «единственным потенциалом для роста» в городах вроде Кизела: они хотели зарабатывать и могли при этом принести пользу другим.

Группировки, по словам Пескова, тогда не смогли договориться, кому из их представителей достанется должность сити-менеджера. Потребовалась компромиссная фигура — «на небольшой период», пока не найдут другого человека. После этого Пескову и позвонил знакомый депутат из Кизела. Песков решил, что сможет воспользоваться ситуацией и «наиграться вдоволь»: «Думал, что я такой хороший, умный, продвинутый и что мне не везет только из-за того, что меня никто не видел в действии».

«Сказал, ребята, вся ваша деятельность — следствие текущих проблем, — вспоминает Песков свою речь перед депутатами гордумы Кизела. — Я предлагаю: если вы доверите мне, хотя бы пять процентов времени уделять планированию на завтрашний день. Увидите, что что-то будет меняться». Почти никто из парламентариев, по словам Пескова, его не знал, но всё же они предпочли его другим кандидатам. С тех пор каждое утро Валентин на своей двенадцатой «Ладе» час ехал в здание бывшего шахтного управления, где находился кабинет сити-менеджера. В Кизел не переехал, потому что нужно было ухаживать за больным отцом. А ещё потому что «характер работы был временный» — на срок полномочий выборного главы, который заканчивался в ближайший год.

Ждали этого группы влияния или нет, но о деятельности Пескова стала писать пресса. Например, о том, как новый сити-менеджер искал хозяев нескольких сотен пустующих квартир — в них уже никто не жил, но газ и вода продолжали поступать, и соседи устраивали в брошеных помещениях курятники и свинарники. Чтобы найти ничейное жилье, Валентин попросил помощи у «женсовета» — общественной организации «Городской совет женщин». «Тетки» обошли дома и записали адреса, где «дверь кривая-косая, замка нет, окон нет». Затем управленец объявил, что если владельцы не объявятся за год, муниципалитет заберет недвижимость. Список спорных помещений напечатали в газете. «Телефон не замолкал — люди же стали возмущаться, кто увидел свою квартиру», — вспоминает Песков. Коммунальных платежей собрали в три раза больше обычного. Чем закончилась история с квартирами, Валентин не знает — ушел с должности раньше, чем вышло время, отведенное на поиск хозяев жилья.

Свое обещание планировать будущее города Песков сдержал — вышел на Ассоциацию сибирских и дальневосточных городов. Она помогала привлечь федеральное финансирование, вела семинары для муниципальных служащих, давала доступ к базе нормативных актов, позволяющей учиться на чужом опыте — подобных баз тогда в России больше никто не вел. Перед тем, как наладить сотрудничество с Ассоциацией, Песков хотел получить добро на это в администрации губернатора или Законодательном собрании края — чтобы коллеги из Кизела не расценили его инициативу «как выпячивание», но внятного ответа с краевого уровня, говорит, не услышал. Также Песков приглашал в Кизел делегацию из Липецкой области, где появились одни из первых в России особых экономических зон. Надеялся, что такую зону сделают и в бывшем шахтерском городе. Писал письма в администрацию губернатора, но ответов по существу тоже не дождался.

Затем группы влияния дали понять, что в кресле сити-менеджера он больше не нужен, и чиновник сам ушел в отставку.

Нужно было вести себя «более хитро», считает Песков сейчас: «Ну, жизнь короткая. Хочется жить лучше. А это одно из правил в России — прогибаться, быть ниже, чем ты есть, не всегда выказывать качества своей личности». Бывший чиновник полагает, что нужно было сначала «выстроить отношения с людьми, которые принимают решения»: «А все эти процедуры, типа конкурсов и так далее — это всё для детей, для мультиков».

Еще в должности сити-менеджера Кизела Песков пробовал избраться главой Гремячинска, но уступил сопернику. Зато сумел стать депутатом гремячинской гордумы. Там, рассказывает, «чуть ли не каждое заседание» приносил готовые планы действий в той или иной сфере — программы по благоустройству, инвентаризации жилого фонда. Но чиновники и другие депутаты — «спящее царство» — над ним только «посмеивались».

С некоторыми из парламентариев и парой десятков местных жителей Песков чуть не устроил голодовку в центре города — уже, рассказывает, нашли палатки и чайники. «Люди начали массово жаловаться, что не оказывают медицинских услуг, — объясняет мужчина. — Требования были подготовлены: сделать первое, второе, третье». Тогда от одного из депутатов Законодательного собрания Пермского края якобы позвонили и предложили микроавтобус, чтобы участники могли съездить в Министерство здравоохранения региона. В Перми, вспоминает Песков, они «выпустили пар» и от акции отказались. И зря, думает теперь: «Это был справедливый запал, это было движение души». С другой стороны, был и риск: «Мы же понимали, что могут возникнуть проблемы, ну, с органами».

В 2010 году Песков понял, что нужно «вписываться в реальность» и нашел «стезю, чтобы она могла кормить» — сдал экзамен в Адвокатской палате Пермского края. Он защищал, например, главу сельского поселения, якобы пойманного на взятке, и жертву пыток, которого обвинили в ложном доносе. Адвокатом Песков работает до сих пор.

С 2015 года пару лет, пока Гремячинск и Гремячинский район не объединили, снова был депутатом Земского собрания. Ирина Белунькина, которая тогда возглавляла Гремячинский район, рассказывает, что на заседаниях Валентин «всегда вставал в позу, всё время делал всё против». Один из годовых отчетов Белунькиной Песков и еще несколько «крикливых, ни о чем» депутатов не дали утвердить с первого раза. Бывшая глава припоминает Валентину и его «темные пятнышки» — долги по налогам. С Пескова действительно через суд взыскивали неуплаченные налоги — на доходы физических лиц, имущество, транспорт. Мужчина объясняет, что его уровня доходов не хватало, чтобы платить «в текущем режиме».

Одним из сторонников Пескова в Земском собрании был Евгений Сивцев. В девятнадцать лет он из-за болезни почти полностью потерял зрение — телефоном, например, пользуется с лупой. Тогда, «чтобы перестать бухать» и потому что «нужно было себя найти», пошел в политику. Хотел вступить в местное отделение «Единой России», но там, говорит, оказался не нужен. Вступил в ЛДПР, но через несколько лет ушел оттуда, посчитав партию «псевдооппозиционной». Сейчас он беспартийный. Говорит, что у себя в городе стал «чуть-чуть медийной фигурой». Утверждает, будто политике его «учил лично Жириновский», с которым он «шесть раз встречался».

«Он повторяет мою судьбу», — говорит Песков про Сивцева, и тот с ним согласен. Евгений тоже верит в «свою звезду», хотя жизнь и ставит ему препятствия.

Одно время Сивцев помогал Пескову-адвокату, сейчас работает юристом в управляющей компании. Собирается делать операцию на глаза в немецкой клинике, но операция дорогая, надо зарабатывать. Евгений собирается сделать это в следующем году — политтехнологом на выборах. Каких, пока не говорит.

В 2019 году вместе с Евгением Валентин начал снимать фильмы. Говорит — «просто мысль такая пришла», что он должен это делать. Первый сняли о судьбе депортированных калмыков, которые в 40-ые годы строили Широковскую гидроэлектростанцию в соседнем районе. 43-минутное видео назвали «Забытый обелиск» — название отсылает к монументу в память о погибших на строительстве ГЭС. По мнению Пескова, советские репрессии — это «вызывающе и кричаще»: «И общество свободно с этим живет, переваривает, никто не говорит про это. Всем похрен. Так не должно быть, это шизофрения общества». В одном из фрагментов Валентин спрашивает главу администрации поселка Широковский, при котором появился обелиск, о «роли Сталина». Тот в ответ рассуждает, что многие в России от безысходности и сейчас хотят «твердую руку».

Сам Песков называет Сталина «тираном, преступником, человеком, который погубил десятки миллионов людей». Но в гибели депортированных калмыков на Урале винит не только Сталина, но и «ряд обстоятельств». Приводит пример — во время строительства ГЭС комендант приказал работникам ночью в мороз идти чистить снег. Некоторые погибли от обморожения. «Сталин приказывал это? Нет», — объясняет свою позицию Валентин.

Шахты в КУБе тоже строили «рабским трудом», говорит Песков. Но полагает, что они бы всё равно появились, даже если бы «убрали адское принуждение, варварское отношение к человеку и его жизни». Валентин убежден: несмотря ни на что, люди понимали, зачем приехали в Кизел и «за что отдают свои жизни»: «Человек важнее государства, это однозначно. Но у человека иногда может быть осознание, что его жизнь может быть отдана на благо всех, на благо этого же государства».

В другом своем видео — про бывший пионерский лагерь «Вильва» — Песков рассказывает, как ребенком чистил там картошку на ночном дежурстве. «Ничего плохого не было в этом, было интересно, — объясняет он. — Это же детство. Всё, что связано с детством, это всё классно».

В другом трехминутном ролике с монологом Пескова — он называется «Что-то с нами происходит. А может, так и должно быть» — в начале показаны стоящие среди деревьев таблички с текстом. На табличках написано, что «лес посажен в мае 1975 года учениками средней школы № 6». Песков смотрит в камеру и говорит, что стал задумываться — куда подевалось «то хорошее, доброе, что было в том времени». Например, учителей и детей тогда «никто не заставлял, и ни в одном формуляре не было прописано, что нужно среди леса установить этот памятный знак». За время, прошедшее с установки табличек, объясняет Песков, «мы потеряли страну под названием Советский Союз».

«Ну, я бы не сказал, что у меня ностальгия [по СССР], трепетное отношение, — говорит мужчина. — Просто… То, что с Гремячинском произошло и с Кизелом — это из ряда вон ситуация. Эти города просто отдали на съедение тому времени, той эпохе. Без какой-то помощи извне».

Сейчас Валентин хочет разобраться в монтаже и режиссуре, чтобы его с Сивцевым видео стали более «удобоносными», но пока на это не хватает времени. Реакция на фильмы у зрителей неоднозначная. Ирине Шулениной из гремячинской библиотеки в них не нравятся «длинноты, повторы». Бывший редактор гремячинской газеты «Шахтер» Наталья Воронова полагает, что там «половина придумана», а «про „Вильву“ — всё наврано, кажется».

Бывший депутат Законодательного собрания Пермского края Константин Окунев, с которым Валентин и Евгений сделали интервью, написал у себя на странице во ВКонтакте, что «самые острые темы» в видео не попали. «Он там наговорил такого, что нас бы после этого интервью посадили. Путина хлестал просто последними словами», — объясняет Песков, почему сократили запись. Он считает, что не должен всегда говорить только правду и пересказывает фильм, где герой «увидел жизнь, какая она есть»: «Пришел к издателю: „Надо же про это говорить“. И услышал в ответ: „Про это все знают. Но не всем дано это транслировать. Для этого специальные люди и рождаются — многих из них называют пророками. И ты на этого человека не похож“».

 — Я, Миша, не похож на этого человека, — объясняет мужчина журналисту.

Раньше он так не думал — потому что был молодым и жил в «нереальности». «Если бы у нас были твердые, четкие, практичные мозги, и они говорили, что кругом полное дерьмо, представляете, что бы было? — объясняет. — Молодость так и дана — чтобы мы жили в иллюзии».

Песков по-прежнему работает в Гремячинске — говорит, адвокатов тут «не сто человек», так что его услуги востребованы. Это помогает и с «гаишниками»: «Могу звонком — по крайней мере, если человек ничего сильно не нарушал, не пьяный за рулем был — замолвить словечко». Живет Валентин в трехкомнатной хрущевке, с женой — у нее небольшой швейный цех — и младшей дочерью. Старшая дочь учится на географическом факультете в вузе в Перми. Хочет стать преподавателем в университете. В Гремячинск, полагает Песков, она не вернется — «в таких городах уже доживают». «Люди, которые проявляют инициативу, становятся здесь белыми воронами, — добавляет Валентин. — Их клюют, им вставляют палки в колеса. Со мной это и произошло». Дочь, предполагает мужчина, не хочет, чтобы это случилось с ней, и «в этом болоте оставаться не будет».

Но сам он пока здесь. Объясняет, что уже «возрастной дяденька», и, скорее всего, «карьеры не будет». Теперь в свободное время, говорит Валентин, он лучше пойдет рыбачить, чем «кому-то что-то доказывать» — а Гремячинск для этого подходит. Песков считает, что повторяет путь большинства жителей маленьких городов. «Моя судьба — судьба тысячи молодых людей, которые имели неосторожность говорить что-то в открытую, — говорит мужчина. — Они столкнулись с темнотой. С ублюдочностью властных систем управления, которые молодых людей не воспитывают, не продвигают, а уничтожают». Впрочем, он по-прежнему уверен: если бы сейчас случилось «чудо», и ему «дали» бы в управление любой поселок, пусть «самый отстойный» — он бы смог изменить там жизнь.