Адская история, рассказанная простыми словами

Интрига с зубами. Лид начинается со сцены-клиффхэнгера: неизвестный человек приземляется в аэропорту Екатеринбурга с сумкой, в которой лежат десять человеческих зубов. Кто это? В чем ценность этих зубов? Как это связано с трагедией в Тоцком? Чтобы найти ответы на эти вопросы, нужно прочитать текст — разгадка будет дана ближе к финалу. По-настоящему детективный прием, использованный для вовлечения читателя.

«Развитие сюжета закольцовано историей про зубы, а потом на успокоившейся „водной глади“ — спокойное повествование о судьбах после попыток озвучить масштабы катастрофы, — описывает прием, с помощью которого в текст была введена история ученого Романюхи, Изольда Дробина. — Фактически носитель „ключа“, которым можно было раскрыть „сундук“ правды, махнул на все рукой и эмигрировал как можно дальше от лжецов на всех уровнях власти. Он понял, что всех не спасти, когда тебе противодействуют на государственном уровне, и умчал спасать себя и свой гениальный ум».

Разоблачение лжи. Егор Фёдоров отмечает хороший фактчекинг, который еще и классно встроен в текст. Первая часть лонгрида построена на разоблачении позиции «атомного генерала» Сергея Зеленцова. Использован композиционный прием: аргументы атомщика о безопасности ядерных испытаний, затем короткая фраза рефреном «это ложь» и следующая за ней врезка с фактами, опровергающими его слова.

Зеленцов вспоминает, что наиболее загрязненные радиацией участки помечали якобы специальные «дозоры», состоящие из офицеров службы безопасности Семипалатинского полигона, а на деле это были обычные заключенные. Генерал утверждает, что в войсках проводился дозиметрический контроль и никаких жалоб не поступало. По факту же индивидуальных дозиметров ни у кого из солдат на полигоне не было. Многие из них после испытаний скоропостижно умерли или стали инвалидами.

Параллельно автор обозначает главную тайну, которую он пытается раскрыть в своем детективе — каков реальный ущерб, нанесенный людям в результате сброса атомной бомбы под Тоцким, как его можно оценить и доказать. Ведь дозы, полученные людьми — как участниками испытаний, так и мирным населением — никто не измерял, а количество жертв никто не считал.

Эффект присутствия. «Описание взрыва, волны — прекрасно. Ты видел все это в кино и на документальных съемках, но описание блестящее — чувствуешь, как радиоактивный поток несется на тебя, проходит расстояние. Очень жизненно получилось», — считает Елена Познахарева.

«Хорошая подача восстановленных событий. У меня возникло ощущение, что я сама и в огороде лежала под одеялом, а потом, мучимая любопытством, встала и посмотрела на взрыв; пряталась в окопе, надеясь на условные двое трусов на теле; рожала в муке мутанта», — описывает Изольда Дробина.

Егор Фёдоров обращает внимание, что читателю дается подробная картинка — «почва испещрена следами», «напарник Архипов не может вставить затемненные пленки в окуляры» — хотя с момента событий прошло больше 65 лет. «По своему опыту могу сказать, что такие детали — это признак хорошей репортерской работы. И, конечно, должно повезти с документальной фактурой и собеседниками», — уверен он.

Емкость образов и простота изложения. Текст отличается качественным кастингом главных героев. Они перечисляются уже в лиде. Простая девушка и ее мертворожденные дети; слепой мебельщик, разыскивающий «атомных солдат» по всей стране; фотограф-генерал, полюбивший свои взрывы; местный журналист, одержимый правдой мертвых; физик-эмигрант, который научился видеть дозы далекого прошлого и доказал, что трагедия в Тоцком все-таки случилась.
«Вводя в текст героев, автор подобрал такие описания и фразы, которые максимально коротко и емко их характеризуют, описывают чуть ли не всю их жизнь и трагедию их жизни. Им уже начинаешь сочувствовать, переживать», — отмечает Елена Познахарева. «Почти каждый человек из текста Рукова достоин отдельного портретного очерка — настолько интересно выглядит их судьба», — соглашается Егор Фёдоров.

Однако при всем многообразии главных и второстепенных героев автору удается сохранить баланс между их личными историями и общим развитием сюжета. «Герои вводятся дозированно, из их личных историй взяты только те детали, которые имеют отношение к теме повествования — нет перегруза информацией. И самое важное — ни у меня, ни у рядового читателя по этой истории не возникло вопросов, на которые автор не ответил в данной публикации. Это адская история, которую автор без лишних смысловых нагромождений рассказал простыми словами», — говорит Изольда Дробина.

«Перевод» цифр на русский язык. Текст изобилует числами и единицами измерения, но в то же время практически все они переведены в понятные размеры, объемы и расстояния. Описывая мощность бомбы, автор говорит, что она была «вдвое мощнее сброшенной на Хиросиму» — угроза экспериментального оружия становится понятна, даже если вы не специалист. Рассказывая о другом взрыве, автор не приводит никаких цифр, но объясняет, что шляпка атомного «гриба» была «размером с Москву от края до края».

Или вот как журналист описывает дозу в 3 грэя в зубах человека, который рыбачил в десяти километрах от взрыва: «Как понять, много это или мало? Это 14 максимально разрешенных доз ликвидаторов в Чернобыле; три дозы Легасова, который в сериале HBO был главным героем, и всего на 1 грэй меньше, чем доза главного злодея сериала, Дятлова, который в итоге умер от рака костного мозга. Еще сравнение: 3 грэя можно набрать, если просто прожить 1250 лет. В медицине же принято считать, что острая лучевая болезнь развивается с 0,7 грэя моментального облучения. Чтобы сфальсифицировать такую дозу, хозяин этих зубов из Тоцкого должен был сделать их рентгеновский снимок 600 тысяч раз». Шесть интерпретаций дозы — от кинематографических до чисто бытовых.

Объем текста. Изольда Дробина считает, что объем лонгрида для «ослабленных Твиттером умов» — дополнительная катастрофа к озвученной в тексте: «Сама я добросовестно читала его в три подхода. Ощущение, что небольшая передышка нужна после каждой части. Причем мобильная подача и десктопная визуально отличаются. На смартфоне — это история, которой конца-края не видно, на экране компьютера — отличная верстка с врезами, справками и фотографиями — текст не выглядит кирпичом, взгляд цепляет то одна деталь, то другая. И так читать значительно интереснее».

А что власти? В тексте несколько героев говорят о том, что испытания атомной бомбы в Оренбуржье помогли предотвратить третью мировую войну. Но как эти вещи связаны — не поясняется. Как будто это что-то само собой разумеющееся. За кадром также остается сюжетная линия о том, кто и как принимал решение взорвать бомбу. «Через весь текст проходит мысль про испытание на людях, но автор не доходит до уровня правительства и властей: кто подписал разрешение, кто и какие результаты получил», — говорит Елена Познахарева.

Спорные сравнения и оценки. Егора Фёдорова в тексте смутили несколько параллелей, которые не кажутся ему оправданными. Например, отсылка к фантастическому роману Сергея Лукьяненко «Черновик» или сравнение Тоцкого следа с непризнанными республиками Косово и Южная Осетия, существование которых также отрицается властями. Он также против кинематографических приемов, когда эксперимент ученого Романюхи сравнивается с машиной времени из фильма «Дежавю», а дозы радиационного облучения живых людей — с дозами героев художественного сериала «Чернобыль». «На мой взгляд, при работе над такой темой понятия „документальное“ и „художественное“ должны быть максимально разведены», — резюмировал журналист.

Елена Познахарева больше недоумевает от «оценовщины», которая появляется начиная со второй части текста. Автор проявляется все четче, ему все сложнее придерживаться нейтралитета, в его словах встречается много оценочных суждений вроде «звучит нелепо», «невнятное препарирование мышей», «блистательный ученый», «мы не самые бессовестные», «в этом прослеживалось гораздо больше от политики, чем от науки».

Современная стилистика. Обилие жаргона, не соответствующего духу советского времени, опрошенные нами журналисты тоже назвали скорее минусом, чем плюсом. «В тексте встречаются анахронизмы: вряд ли в 1953 году говорили „тусить“. Слова „фанфик игры Red Alert“, „статистика — топчик“, „копипаста журналистов“ кажутся неуместными в историческом детективе», — считает Егор Фёдоров. «Это сбивает с повествования», — подтверждает Елена Познахарева.

По мнению Егора Фёдорова, описывать такие события — это, по-хорошему, гражданский подвиг. Поиск правды, вдумчивое рефлексирование исторической боли — самый настоящий public service, который ценится в журналистике, считает он.

Елена Познахарева отмечает, что в целом текст Кирилл Рукова — хорошая журналистская работа, но при написании финала автор как будто устал и не завершил масштабную мысль об испытаниях атомной бомбы на человечестве. «Но зато читается: последствия везде. В каждом куске земли. До сих пор», — заключает она.

Изольда Дробина убеждена, что дочитавшим этот текст до конца чувство безнадеги и отчаяния гарантировано. Здесь есть все: катастрофа, интриги, увечья, бегство умов за границу и много-много лжи на государственном уровне.

В журналистике я считаю себя чем-то вроде падальщика. Люблю находить темы, за которые лень браться другим. Для меня это определенный вызов.

Про Тоцкие испытания написано много всего, но это была такая узкая-узкая тема для дрочеров на советские ошибки или, наоборот, на величие советских испытаний. Меня она привлекла тем, что ее не перепродавали популярным языком, потому что все, что я видел, читать было невозможно. Мемуары военных, мемуары мирных жителей. Даже книга многоуважаемого журналиста Вячеслава Моисеева, которую я обширно цитирую в статье, написана довольно консервативным языком, который в современной интернет-журналистике уже не принят.

Я заинтересовался этой темой именно с точки зрения возможности рассказать ее по-новому. Успехом было то, что я нашел этот поворот с учеными и новой методикой, с помощью которой по зубам человека можно рассчитать фактическую дозу облучения. До этого все методы, которые были официально приняты, были расчетными, теоретическими. И этот поворот темы был найден не сразу, исследования по зубам я обнаружил только когда смотрел все научные публикации, которые были сделаны по Тоцким испытаниям. И это большая удача. Потому что в темах, которым 60 лет, довольно редко удается найти эксклюзивный поворот.

Я взялся за эту тему еще и потому, что о ней, оказывается, никто не знает. Хотя в Оренбуржье этот взрыв проходят в школах, это реально такое локальное чудо света. Но моя потенциальная аудитория, мои друзья, люди, которые общаются со мной на одном языке, — никто из них не знал, что у нас проводили испытания атомной бомбы на людях.

Я бы не сказал, что с точки зрения сбора фактуры это была сложная работа. Да, там была командировка в Оренбуржье, я ездил по деревням, стучался в двери и общался с людьми. Была большая работа с архивами и библиотеками, было изучение огромного количества плохо написанных мемуаров. Но в этом нет ничего экстраординарного.

Куда сложнее было восстановить сюжет про ученого Романюху и его открытие. Он сейчас живет затворником в США. Я потратил две недели на то, чтобы выйти на связь с ним, нашел его дочерей, через них попросил его об интервью, прямо всю свою убедительность включил. Но, к сожалению, он все равно отказался со мной говорить, поэтому мне пришлось собирать его историю по словам других людей — остальных авторов этой научной работы. Я созвонился с огромным количеством разных ученых, они помогли мне по крупицам восстановить, как выглядела эта работа в группе Романюхи. Помогли перевести все эти сантигреи в рентгены. Это была большая муторная работа, которую надо было сделать, чтобы рассказать про это научное открытие именно так, как нужно. Что это не скучная хрень какая-то, а реально — как машина времени.